Мраморная кухня пахла тоской, как будто само это холодное, стерильное пространство впитало все несказанные слова, слёзы, выдохи. Свет от встроенных светильников резал глаза, отражаясь в битом стекле — экран телефона раскололся, как скорлупа у яйца. Он лежал возле ножки барного стула, чуть в стороне, как свидетель чего-то интимного и болезненного, что произошло тут всего мгновение назад. Анна не двигалась. Её руки — тонкие, ухоженные, с ногтями телесного цвета — сжимали край кухонной стойки. На ней было вечернее платье: бархат тёмного винного оттенка, чуть спущенное на плечи...

— Всё, ты мне не жена! — выкрикнул Гена и звонко, со свистом воздуха, — словно хлопнула в доме старая калитка, — влепил Тане пощёчину на глазах у всей семьи. Мама замерла, ложка глухо стукнула о дно супницы, и одна нога предательски выскользнула из тапка. Брат Лёшка испуганно сглотнул, словно кость застряла в горле, – что это взрослые взбеленились посреди бабушкиного дня рождения? А Дашка, семилетняя племянница, уже всхлипывала, уткнувшись лицом в скатерть, и розовый хвостик ее дрожал в такт рыданиям...