У всех был такой возраст Когда всё не просто, когда всё серьёзно И сжимает в груди Мы залипали на звёзды И капали слёзы, но в холод морозы Грели руки твои Окутала боль, вернуть нельзя Теперь не дать, не взять Откуда взялась такая гордая Окутала боль, моя вина Теперь то чья вина А чё, гадать назад нельзя Может быть, когда-нибудь Ты мне позвонишь, а я не возьму В руках моих пульт и как в фильме «Клик» Может вернуться назад, ну хотя бы на миг У всех был такой возраст Когда всё не просто, когда всё серьёзно И...

Мраморная кухня пахла тоской, как будто само это холодное, стерильное пространство впитало все несказанные слова, слёзы, выдохи. Свет от встроенных светильников резал глаза, отражаясь в битом стекле — экран телефона раскололся, как скорлупа у яйца. Он лежал возле ножки барного стула, чуть в стороне, как свидетель чего-то интимного и болезненного, что произошло тут всего мгновение назад. Анна не двигалась. Её руки — тонкие, ухоженные, с ногтями телесного цвета — сжимали край кухонной стойки. На ней было вечернее платье: бархат тёмного винного оттенка, чуть спущенное на плечи...