— Да, тёть… Да, конечно… Мы постараемся. Обязательно, — голос Димы, льющийся из коридора, был вязким и угодливым, как растопленный мармелад. — Всё, давай, целую. Щелчок положенной на рычаг трубки прозвучал в вечерней тишине квартиры неестественно громко. Катя, стоявшая у кухонного стола, не обернулась. Она продолжала методично, с какой-то отстранённой точностью, резать ярко-красный болгарский перец. Нож с глухим, ровным стуком опускался на разделочную доску: тук… тук… тук… Этот звук был единственным, что нарушало мертвенное затишье после окончания разговора...

— Я два года вкалывала, как раб на галере. В выходные работала, по ночам сидела над документами. Гриша, ты не можешь сейчас взять и обломать мою мечту! — Выкрикнула Таня, стукнув рукой по столу. — Мы не можем просто взять и всё отменить. Я не собираюсь свои почти священные две недели отдыха посвятила уходу за твоей больной матерью. — Я прекрасно знаю Ирину Петровну и прекрасно знаю её характер. Как только она узнала, что мы решили поехать отдыхать, сразу решила притвориться больной и беспомощной...