Кошмар кошмарский мне приснился накануне, Что на плече, как коромысло в перевес, Качаясь, словно на бермудской шхуне, Сидели двое - ангел мой и, видимо, мой бес. И тот, что слева восседал, шептал тишком на ухо: - Смотри братан, по кругу оглянись, Твой мир бардак и бабы, как старухи, Плюются и ругаются на жизнь. Поправ прекрасной половиной населенья, Угрюмо-важные, от них не отстают, Повыпрастав из душ своих смущенья, В барделях и пивных нашли приют. Скорбящий молится, но до него нет дела, Его молитвы выше роста не идут, А почему? Да потому, что тело, Считал, как основной свой атрибут...

Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна Освещает снег летучий; Мутно небо, ночь мутна. Еду, еду в чистом поле; Колокольчик дин-дин-дин… Страшно, страшно поневоле Средь неведомых равнин! «Эй, пошел, ямщик!..» — «Нет мочи: Коням, барин, тяжело; Вьюга мне слипает очи; Все дороги занесло; Хоть убей, следа не видно; Сбились мы. Что делать нам! В поле бес нас водит, видно, Да кружит по сторонам. Посмотри: вон, вон играет, Дует, плюет на меня; Вон — теперь в овраг толкает Одичалого коня; Там верстою небывалой Он торчал передо мной; Там сверкнул он искрой малой И пропал во тьме пустой»...