До утра посидим, и поеду тихо Ты сама воспитала такую дикую И нет причин переживать Из-за мужчины, по которому так тянет скучать На досуге вечером у меня пять встреч У меня опять игра недостойна свечей Но зато какие песни играют в тачке А сколько там ещё в заначке Спасибо за всё, мам Я всегда была не по годам Веря звёздам и не доверяя глазам В пустословии правда, во тьме свет Но этот мир ты перекрасила в розовый цвет Да, мам Я всегда была не по годам Веря звёздам и не доверяя глазам В пустословии правда, во тьме свет Но этот мир ты перекрасила в розовый цвет До утра просидим, я уеду в патчах Снова...

Мраморная кухня пахла тоской, как будто само это холодное, стерильное пространство впитало все несказанные слова, слёзы, выдохи. Свет от встроенных светильников резал глаза, отражаясь в битом стекле — экран телефона раскололся, как скорлупа у яйца. Он лежал возле ножки барного стула, чуть в стороне, как свидетель чего-то интимного и болезненного, что произошло тут всего мгновение назад. Анна не двигалась. Её руки — тонкие, ухоженные, с ногтями телесного цвета — сжимали край кухонной стойки. На ней было вечернее платье: бархат тёмного винного оттенка, чуть спущенное на плечи...