Ночь такая длинная, длинная, длинная, порой Я не заметил, как пошёл снег Не помню, как приметил себе твой смех В душе мороз и вот надежда Лишь на тёплую одежду Цветы-ты-ты менялись раз в год Банты выпускались раз в год Мы, мы, мы выпускались давно Да, но я грущу всё равно На улице прохладно А мне долго идти Да и ладно Время, отпусти меня Как с уроков отпускали нас домой Время, не лечи меня Время, не бери меня с собой Время, отпусти меня Как отпускали её погулять со мной Ночь такая длинная, длинная, длинная, порой Время, мне есть чего терять здесь Только не ищи в глубине души Раны от любви, рано...

— Любашка, вставай! Жизнь проспишь! — стучала мне в дверь своим крепким, как кувалда, кулаком, тетя Нина, не молодая, но и не старая женщина, из тех, что коня на скаку остановят, с полным бюстом, широкой костью, крупными чертами лица и желтоватыми от папирос зубами. Она вставала раньше всех, гремела в ванной тазами, как будто живет не одна, а с по меньшей мере семью младенцами, поминутно пачкающими пеленки. Но тетя Нина была совершенно бездетной, у нее даже кошка не жила. А стрика — это ее подработка, она обстирывала семью из третьей комнаты...