Галина поставила чайник на плиту и взглянула на часы — половина седьмого. Ещё рано, но сна как ни бывало. Голова болела уже третий день подряд, а в груди саднило так, будто кто-то изнутри царапал острыми ногтями. Она открыла форточку — свежий октябрьский воздух ворвался в кухню, принося запах прелых листьев и дождя. — Опять окно распахнула, — проворчал Сергей, проходя мимо в ванную. — Хочешь, чтобы все простыли? Галина промолчала. Достала из холодильника вчерашнюю кашу, поставила разогревать. В сковороде зашипели ломтики хлеба — Алиса с утра любила гренки...

«Я думала, хуже измены ничего не бывает. Оказалось — бывает». Она произнесла это вслух, будто проверяя на вкус каждое слово. И вкус был горьким, как холодный чай, забытый на подоконнике. Кухня стояла в полутьме: лампа под потолком перегорела ещё неделю назад, но руки не доходили заменить. Вечером, в этом полусумраке, посуда в раковине казалась каким-то безличным рельефом, а паркет под ногами — зыбким. На столе, под бокалом с недопитым вином, лежал лист бумаги. Грубый, с рваными краями, будто его вырвали из чужой жизни и подбросили сюда...