— Кать, перестань, пожалуйста. Ты же знаешь, я не люблю, когда ты так говоришь о Диме. Анна стояла у окна, глядя на суетливый московский вечер. Телефонная трубка, прижатая к уху, казалась ледяной. В голосе старшей сестры, как всегда, звенела сталь, от которой хотелось съежиться. — А я не люблю, когда из моей сестры делают дуру, — безжалостно отрезала Екатерина. — Триста тысяч, Аня! Триста! Он сказал тебе, куда ушли эти деньги? Только не надо опять про «инвестиции в новый проект». Мы это уже проходили...

Варвара Ивановна стояла на пороге квартиры, как фельдмаршал перед занятием вражеской территории. На ней был клетчатый платок, надвинутый чуть ли не на брови, пуховик, явно переживший несколько суровых зим, и хозяйственная сумка из старой сетки, в которой подрагивали свежие яйца. За спиной маячили два веника — березовый и крапивный, как оружие массового устрашения. Она сбросила валенки, натянула свои коричневые вязаные тапки с резиновой подошвой и медленно оглядела прихожую. — Так, — протянула она, с сомнением в голосе, — это, значит, вы тут живете?...