— Нет, ты слышал, что она сказала? Ты просто стоял и молчал! — голос Эльвиры дрожал, срываясь на шёпот, в котором клокотала ярость. Она металась по их маленькой, но уютной кухне, словно тигрица в клетке. — Мои шторы, которые я выбирала три недели, которые я повесила своими руками, она назвала «пыльной тряпкой для нищебродов»! Виталик, сорокалетний мужчина с уставшими глазами и вечно виноватой улыбкой, сидел за столом, ковыряя вилкой остывшую котлету. Он не поднимал головы. — Эль, ну ты же знаешь маму...

В сознании современного городского жителя, привыкшего к центральному отоплению и круглосуточным супермаркетам, зима в старой русской деревне — это нечто среднее между летаргическим сном и фильмом-катастрофой. Кажется, что с первым снегом вся жизнь замирала. Крестьянская семья, как медведи в берлоге, забиралась на тёплую печь, затыкала мхом последние щели в избе и впадала в анабиоз до самой весны, изредка просыпаясь, чтобы пожевать квашеную капусту. Этот образ — уютный, пасторальный и абсолютно ложный...