— Пётр… ты просил освободить тебе место. Я освободила. Для тебя — за дверью.
«Я думала, хуже измены ничего не бывает. Оказалось — бывает». Она произнесла это вслух, будто проверяя на вкус каждое слово. И вкус был горьким, как холодный чай, забытый на подоконнике. Кухня стояла в полутьме: лампа под потолком перегорела ещё неделю назад, но руки не доходили заменить. Вечером, в этом полусумраке, посуда в раковине казалась каким-то безличным рельефом, а паркет под ногами — зыбким. На столе, под бокалом с недопитым вином, лежал лист бумаги. Грубый, с рваными краями, будто его вырвали из чужой жизни и подбросили сюда...
Он не говорил “люблю”. Но приехал ночью — без слов
Я устала ждать слов. Но в ту ночь он просто приехал. Без цветов, без пафоса. И сделал то, что оказалось сильнее всех признаний. — Мне плохо. Не могу дышать. Слова дрожали на экране телефона, как будто даже текст боялся их произнести. Я сидела прямо на полу коридора, в пижаме, с растрёпанными волосами и пустым взглядом, уткнувшись в холодные плитки, будто они могли дать ответы, которых не давал никто. Вокруг стояла абсолютная тишина, но внутри меня гудел тревожный фон — как старый холодильник, который не выключается ни днём, ни ночью...