Вещая Судьба Заплутал, не знаю где… чудо чудное глядел: По холодной, по воде, в грязном рубище, Через реку, напрямик брёл, как посуху, старик — То ли в прошлом его лик, то ли в будущем… Позамёрзшая межа, а метели всё кружат Я глазами провожал, слышал сердца стук. Одинока и горба, не моя ли шла судьба? Эх, спросить бы, да, губа онемела вдруг… Припев: Полем, полем, полем, белым, белым полем дым Волос был чернее смоли — стал седым. Полем, полем, полем, белым, белым полем дым Волос был чернее смоли — стал седым. А старик всё шёл, как сон, по пороше босиком, То ли вдаль за горизонт, то ли вглубь земли...

В начале 1960-х годов, когда на кремлёвских парадах маршал Будённый всё ещё чеканил шаг с неестественно прямой спиной, казалось, что он переживёт всех. Он уже пережил Сталина. Пережил своих соратников по Гражданской. Пережил эпоху кавалерийских атак, орденов, гимнов, фанфар. Но была одна вещь, которую он пережил с особенной болью — своих детей. У него их было трое. Он с детства тянулся к лошадям, как и полагалось сыну легендарного кавалериста. Ему дарили форму с лампасами, игрушечные сабли, и в Кремле все шутили: “Да у него папка под седлом маршировала — и сын будет такой же”...