На большом блюде посреди стола, выставив румяные бока на всеобщее обозрение, красовались булочки с маком. Тётя Таня схватила одну, отщипнула край и закинула сладкий кусочек в рот. - Ты, Валька, неправильно живёшь, - заговорила она, не переставая жевать. – Я тебе не указ, конечно. Но жизнь пожила и знаю, что никого дороже матери нет и быть не может. Сама посмотри: она у тебя моложе не становится, одна живёт, навещать надо. А ты к чужому человеку собралась ехать на все выходные. Нехорошо это. Валентина сделала глубокий вдох...

«Бог дал…» – прошептала Елена, глядя в потолок, и в голосе ее не было ни радости, ни страха. Только пустота. «Бог… и взял». Повитуха ахнула, крестясь: «Ленка! Да живая же! Дышит!» Но мать уже отвернулась к стене, словно отрезав последнюю нить. А за ситцевой занавеской стояла Вера. Пятнадцать лет. Сама на сносях. И впервые в жизни – не страх перед матерью, а жгучая, всепоглощающая ярость. «Дай ее мне», – сказала она тихо, и руки, протянутые к младенцу, не дрожали. «Я ее сберегу». Воздух в избе был...