— Ну чего, Мишка, сослали тебя? — глядя снизу вверх и прищурившись от бьющего в глаза солнца, спросил у внука Егор Петрович. Не дождавшись ответа, он поудобнее пристроил впереди себя больную ногу, погладил ноющее бедро и опять уставился на подпирающего стенку худого паренька в серой вытянутой футболке и линялых джинсах. Заставить Мишу надеть что–то новое, сменить гардероб, причесаться в конце концов было делом нелегким. Мать, Тамара, с ним уже вконец измучилась. — …Вы, молодой человек, сразу после...

Когда меня спрашивают, верю ли я в Бога, я теперь просто улыбаюсь. Не потому что вопрос глупый. И не потому что я знаю ответ, а собеседник — нет. Я улыбаюсь, потому что слишком хорошо помню себя в те времена, когда сам задавал этот вопрос. Задавал всерьёз, жадно, почти отчаянно — и всегда натыкался на тишину. Или на стандартные заготовки: «Бог есть, потому что так написано», «Бога нет, потому что это выдумка для слабых»… Слова, как муляжи, слова, как упаковка без содержимого. Я не был атеистом — я был агностиком, и это, поверьте, гораздо тяжелее...