Маша сидела на кровати и бесконечно перебирала вещи, которые только что сложила в рюкзак. На лице — смесь раздражения и уныния. Она смотрела на старый портрет на стене — улыбающуюся бабушку в сарафане и платке, а в душе росла обида. — Маша, ты опять собираешься ныть? — голос мамы звучал с кухни, раздраженный и уставший,— сколько раз уже говорила: лето в деревне — это не наказание, а отдых! Если бы не ты сама… — Отдых? — резко перебила дочь, поднимаясь с кровати, — мне не нужен твой “отдых”. Я провалила сессию, и ты решила меня так наказать! А не то, что вы называете “перезагрузкой”...

Автобус тряхнуло на яме, и чемодан, стоявший у ног, сдвинулся, больно ударив Анну по голени. Она ничего не сказала, просто отодвинула его и снова уставилась в запотевшее окно. За стеклом тянулись голые деревья, редкие дома, знакомые вывески — всё такое же, как пятнадцать лет назад, когда она уехала в город навсегда. Или, как тогда казалось, навсегда. Сиденье было жёстким, пахло пылью и соляркой. Пассажиры спали или молча глядели в телефоны. Анна держала руки на коленях, сцепив пальцы так крепко, что костяшки побелели...