"Сережа, прости, я не смогу жить с калекой. Я выхожу замуж" – прочла я в письме от себя, которое не писала
Нас разлучила эта война и чудовищная ложь моей собственной матери. У каждого из нас была своя "правда", и обе они оказались фальшивкой. Старенький кассетный "Панасоник" на кухне - единственный привет из прошлой жизни, который я утащила с собой в новую. Муж смеялся, называл рухлядью. Дети, когда были маленькими, с любопытством тыкали в кнопки, не понимая, что это за странный ящик. А для меня он был машиной времени. Нажимаешь на скрипучую клавишу "Play", и из динамика, шурша и потрескивая, льется он...
Ты был уверен, что я никогда не уйду. Ошибся. Я не просто ушла — я унесла с собой всё, что ты считал своим.
Мраморная кухня пахла тоской, как будто само это холодное, стерильное пространство впитало все несказанные слова, слёзы, выдохи. Свет от встроенных светильников резал глаза, отражаясь в битом стекле — экран телефона раскололся, как скорлупа у яйца. Он лежал возле ножки барного стула, чуть в стороне, как свидетель чего-то интимного и болезненного, что произошло тут всего мгновение назад. Анна не двигалась. Её руки — тонкие, ухоженные, с ногтями телесного цвета — сжимали край кухонной стойки. На ней было вечернее платье: бархат тёмного винного оттенка, чуть спущенное на плечи...