ЯДОВИТАЯ, РАЗБИТАЯ , УБИТАЯ Я.
Такая ты приходишь ко мне. Я слушаю и слушаю и слушаю бесконечно... И думаю, как же много тебе досталось. Как долго ты держала оборону одна, гордо и непреклонно. Сколько бессонных ночей и пролитых слез. Я знаю, как важно найти того, кто выслушает, поймёт и не осудит. Даже если ты в сотый раз даёшь шанс тому, кто бьет, изменяет, унижает и пренебрегает. Даже если ты скидываешь все свое напряжение на ребёнка. Даже если ты ненавидишь свою мать, его мать и, мать его, всех в этом долбаном мире...
3 года назад
— Она его убила, и это
— Она его убила, и это так же очевидно, как то, что ты в это не веришь. Я хочу, чтобы ты расследовал это преступление. Убийство не должно остаться безнаказанным. О Господи… Сколько раз Лайза повторяла эту фразу, добиваясь, чтобы она звучала естественно, а не как в голливудской мелодраме? — Я эксперт по научно-техническим проблемам, — попытался объяснить Розенфельд, понимая, что Лайза воспримет его слова как беспричинный отказ. — Даже если бы я захотел, вести расследование не в моей компетенции. Вот и он заговорил дежурными формальными фразами. — И я не специалист в медицине, — продолжал Розенфельд...