«Я несла свою беду, По весеннему, по льду, Обломился лед, душа оборвалася» Пугачева стояла в центре освещенного софитом белого круга, и казалось, что вокруг нее нет никого и ничего. Ни музыкантов ее группы, ни рабочих сцены, ни осветителей. Она совершенно одна, в белом, почти до пола балахоне и босиком. Что делало ее одновременно, и невероятно дерзкой, и абсолютно беззащитной. «Камнем под воду пошла, А беда хоть тяжела Но за острые края Задержалася». Песня звучала странно, наверное, потому, что мы никогда ее раньше не слышали, ни по радио, ни по телевидению...

Наткнулся сейчас в Сети на разбор одной старой песни А. Пугачёвой (на стихи О. Мандельштама), почитал комментарии и в который раз удивился. Опять кто-то проклинает её за её эскапады в адрес своих слушателей при отъезде из России, опять кто-то пытается защитить - мол, возрастные изменения психики, надо понимать... И понял, что должен, наконец, возразить. Никому Пугачёва в душу не плевала, никого не оскорбляла - и всё по той простой причине, что она никогда не была другой. Всегда, с самых давних...