Там, где камни соскучились по траве, где осока меж них — кремнём, пряха старая песню поет, и век не смыкает ни в ночь, ни днём. Не мешая ритмичному бытию — сам ведь тоже не лыком шит — на сосну забирается кот Баюн, и колючую шерсть пушит. Глянь, гостей не приветствуя, свысока; слух и взор твой бывал везде! Расскажи, как верблюды бредут в песках к человечьей святой звезде. Расскажи, как по снегу бежит олень, рассекая собой метель… Год кончается — вытертый гобелен, мир бессмыслен и пустотел. Год летел...

В полутьме надвигающейся ночи, в розовых сумерках, неясно поскрипывало колесо прялки. Ромка, засыпая, постоянно слышал его – звук успокаивал, хоть и дарил тревожные сны. Дождь, их дом с намокшей крышей, покосившееся крыльцо. А за дорогой – погост. Ровные ряды потемневших крестов с выцветшими от времени венками и тоскливым убранством. И будто дед идет вдоль дороги. Не старый еще, а каким его запомнил Ромка — сутулый, с серыми внимательными глазами и морщинками-лучиками у глаз. И будто бросается Ромка к нему, а калитку открыть никак не может — потому что дед подпер ее с той стороны...