Холод. Он пробирался сквозь щели в старых, покосившихся рамах, обвивался вокруг ног, заползал под ватник. Но настоящий холод исходил не от ноябрьской стужи за окном, а от того, что сидело в углу избы. От Александра. Мария, прижимая к себе заснувшего наконец трехлетнего Степу, старалась дышать тише, слиться с тенью печки. Каждый звук — треск полена, скрип половицы — отзывался в ней ледяной иглой страха. Холод. Он пробирался сквозь щели в старых, покосившихся рамах, обвивался вокруг ног, заползал под ватник...

Николай Геннадьевич притормозил, едва не задев колесом корявый пень, торчащий из высокой травы. Дорога, и без того больше похожая на звериную тропу, здесь окончательно терялась в зарослях. Ветер шевелил листву, и сквозь густую зелень проглядывала крыша — низкая, поросшая мхом, будто вросшая в землю.   Он заглушил двигатель, и в наступившей тишине стало слышно, как хрустят сухие ветки под ногами. Боль в груди, привычная и назойливая, сжала рёбра, заставив согнуться. Николай зажмурился, переждал спазм, потом выпрямился и медленно пошёл к избушке...