Я аккуратно выкладываю оливье в хрустальный салатник — фамильную ценность Людмилы Ивановны. Её руки дёргаются каждый раз, когда моя ложка касается края. Уже пять лет замужем, а до сих пор не доверяет мне свою посуду. Впрочем, меня саму ей доверили примерно с тем же энтузиазмом. — Оленька, ты бы майонеза поменьше, — свекровь заглядывает через плечо. — Паша у нас такой полный стал в последнее время. Я молча киваю. Хочется ответить, что Паша "полный" не от моего майонеза, а от маминых пирожков, которыми она пичкает его каждое воскресенье, но я глотаю эту мысль вместе со слюной...

— Мам, что с твоим лицом? — в голосе дочери слышались одновременно ужас и недоверие. Я почувствовала, как луч солнца, проникавший через окно, скользит вниз и касается моей щеки, где теперь горело и пульсировало. — Папа… — с трудом вымолвила я, не сразу находя в себе мужество назвать вещи своими именами, —…папа потерял контроль. Воцарилась тишина. Кухня наполнилась ею, запахом пригоревшего молока и горьким привкусом невысказанности. — Ты серьезно?! Он что, поднял на тебя руку?.. — тон дочери становился все более истеричным...