Майдан На одесском на майдане шум-переполох, Полицмейстер Геловани проглотил свисток. Да потому что утром рано у его жены Кто-то из моих жиганов позабыл штаны. Бедный обер-полицмейстер бегает, кричит, А его мадам без чувства бледная лежит. Ну не могла она Сэмену ночью отказать, Ну, ежли мужа нету дома, ежли не с кем спать. Мой братан для марафета бобочку надел, На резном ходу штиблеты, лорд их не имел. Клифт парижский от Диора, вязаный картуз. Ох, кому-то будет цорес, ох, бубновый туз! Ровно в полночь на диване Сема, сняв костюм, Кушал с бабой Геловани вяленый изюм. Словно луч от паровоза, взгляд его скользит По буфету, где, наверно, золото лежит...

Утро выдалось тёплым, без зноя — таким, когда легко подняться пораньше и не пожалеть об этом. Я возился у дома, возле старой калитки: в руке держал отвёртку с облупившейся рукояткой, на коленях лежал почтовый ящик, давно просящий ремонта. Прошлым летом он захлопнулся намертво; теперь открывался только с одного края, требуя терпения, словно старый друг, исчезнувший из жизни. Вертя сломанную крышку, я поймал себя на другой, настойчивой мысли: этот ящик всегда был для меня чем-то большим, чем жестяная коробка для счетов и дачных газет...