Пусть давно я не вижу тебя.
— Послушай… — она дышала с трудом. Её пальцы сжимали его рукав, — если я… Если нет… Моё сердце… Пусть кому-то достанется. Обещаешь?
Артем просыпался чуть раньше нее. Всегда. Не потому что вставал по будильнику — просто его организм сработался под ее дыхание, под ритм Яниного сна. А потом он поворачивался — и смотрел. На нее. На то, как она поджимала пальцы, словно держала во сне что-то хрупкое. На то, как губы чуть шевелились. Иногда — улыбались. — Ты опять не спишь, да? — хрипло спрашивала она, не открывая глаз. — Смотрю, как ты дерешься с невидимыми противниками, — улыбался он, — кажется, ты в этот раз их победила. Яна открывала один глаз, щурилась: — Потому что я страшная и сильная...
Пап, а почему тётя Оля называла тебя милый? Ирина уронила ложку
— Пап, а почему тётя Оля называла тебя милый? Ирина уронила ложку — М-м... — уронила ложку на стол Ирина, а Серёжа, муж, чуть не подавился киселём. На мгновение кухню словно накрыло стеклянным колпаком тишины: хлопотливая суета домашнего ужина вдруг стала острой, как хруст первой наледи под ногами. Лиза, их дочка, смешные двенадцать лет с косичками-канатиками, бессовестной честностью и детской прямотой, смотрела на родителей широко распахнутыми глазами. Ирина впервые увидела в этом взгляде нечто взрослое, оценивающее...