— Людка! Ты чего? — баба Зина вскакивает, хватает тряпку вытирать лужу. Не могу ответить. Смотрю в окно, не в силах оторваться. Не хотела я с ним больше встречаться… — Люд! — баба Зина трясёт за плечо. — Да что с тобой? — Он... он там, — выдавливаю сквозь сжатое горло. — Твой бывший супружник, что ли? Киваю. Не могу говорить. Язык будто присох к нёбу. — Ах ты, ярыжка дубовая! — баба Зина закатывает рукава. — Сейчас я ему покажу, где раки зимуют! Бабка решительно направляется к двери. Для своих восьмидесяти лет она на удивление проворная...

Соленый ветер путался в волосах Марины, пока она, прищурившись, наносила на холст новый мазок. Лазурь смешивалась с индиго, рождая тот самый оттенок моря перед закатом, который невозможно было поймать, но так хотелось удержать. Ей было уже двадцать, но море по-прежнему оставалось ее главной тайной и вдохновением. Анна подошла сзади, бесшумно, как кошка, и положила подбородок ей на плечо. От матери пахло персиками и домом. — Слишком мрачно, — вынесла она вердикт, но в голосе ее звучала не критика, а привычная нежность...