— Любашка, вставай! Жизнь проспишь! — стучала мне в дверь своим крепким, как кувалда, кулаком, тетя Нина, не молодая, но и не старая женщина, из тех, что коня на скаку остановят, с полным бюстом, широкой костью, крупными чертами лица и желтоватыми от папирос зубами. Она вставала раньше всех, гремела в ванной тазами, как будто живет не одна, а с по меньшей мере семью младенцами, поминутно пачкающими пеленки. Но тетя Нина была совершенно бездетной, у нее даже кошка не жила. А стрика — это ее подработка, она обстирывала семью из третьей комнаты...

В те стародавние времена, когда на Руси только приходила новая вера, в деревнях ещё поклонялись старым богам и верили в чудесных обитателей леса, болот, степей и гор. Жила в одной деревеньке под Киевом старуха со стариком. Было у них детей множество, и среди них особенно выделялась младшая дочь Грушенька, любимая и избалованная до крайности. Но была в их доме ещё одна девица — сиротка Настенька из соседнего двора. Взяли её к себе по велению сердца старика: больно жалко стало ему девчонку, уж очень красива и сметлива была, хоть и всего-то пятнадцать годков стукнуло...