— Любашка, вставай! Жизнь проспишь! — стучала мне в дверь своим крепким, как кувалда, кулаком, тетя Нина, не молодая, но и не старая женщина, из тех, что коня на скаку остановят, с полным бюстом, широкой костью, крупными чертами лица и желтоватыми от папирос зубами. Она вставала раньше всех, гремела в ванной тазами, как будто живет не одна, а с по меньшей мере семью младенцами, поминутно пачкающими пеленки. Но тетя Нина была совершенно бездетной, у нее даже кошка не жила. А стрика — это ее подработка, она обстирывала семью из третьей комнаты...

— Да достали обе, сил нет, — с усмешкой жаловался Давид. — Одной поддакиваешь, другой врешь. Такой цирк, ты бы видел… — Да, мам, представляешь… Опять задержалась на своей работе, наплевать ей на меня совершенно. А ужин приготовила — есть невозможно, пришлось втихаря пельмени варить… Ты была права, характер у нее невыносимый. Просто невыносимый… Голос мужа стих, и на несколько секунд в комнате повисло молчание — он слушал. Затем его речь полилась снова, будто и не прерывалась. — Да, мам, я знаю, что ты скажешь...