– Светлана Ивановна, что вы имеете в виду? – Катя замерла, голос её дрогнул, но она старалась держать себя в руках. Светлана Ивановна стояла в дверях кухни, скрестив руки на груди. Её тёмные глаза сверкали, как два уголька, готовые прожечь дырку в невестке. Катя почувствовала, как воздух в комнате сгустился, будто перед грозой. – Я имею в виду, что этот дом – мой! – отчеканила свекровь, делая шаг вперёд. – Я его строила, я за него платила, я в нём каждую трещину знаю! А ты тут ходишь, хозяйничаешь,...

Лето в городе лежало, как расплавленное стекло — густое, тягучее, прозрачное от жары. Асфальт блестел, как от лака, окна были распахнуты, и в каждом слышалось что-то свое: где-то играло радио, где-то мяукал кот, а где-то просто стояла тишина. Провинциальный город дышал медленно, будто боялся расплескать жару раньше вечера. Катя стояла на остановке, пряча лицо в книгу. Взгляд ускользал — не от текста, а от солнца, что било в глаза даже через листву каштана. На ней был светлый сарафан, волосы собраны в небрежный пучок, а на запястье — красная нить...