В саду на ужин  часто давали «пудинг», а на самом деле это была густая  манная каша, причем холодная, разрезанная на большие кубики. Клали по такому  кирпичику  каши  на тарелку и обливали  киселем малинового цвета. Кисель я слизывала, а каша мне в рот не лезла. Я ею давилась. Как всегда, я сидела за столом одна из последних. Почти все дети уже умяли этот  пудинг и бегали, резвились. А Любашка таскала по группе мою любимую куклу Катю, у которой  было нереально красивое, белое-пребелое, фарфоровое  лицо...

Кухня тонула в мягком полумраке. Лампочка под абажуром не горела — Марина предпочитала слушать тьму. За окном висела неподвижная зимняя ночь: снег лениво кружился в свете фонаря, будто медлил коснуться земли. На столе, в полумраке, поблёскивала кружка с остывшим чаем, на блюдце — ломтик лимона, сморщенный и почти прозрачный. Она сидела, подперев щёку ладонью, и слушала. Слушала тиканье старых настенных часов, которые достались ей от бабушки. И — сквозь стены — голоса. В соседней комнате муж тихо говорил по телефону...