— Ну, терпеть больше некому, ясно тебе?! — Голос его сорвался, как перетянутая струна, и вибрировал в затхлом воздухе кухни. — Кроме тебя, никому я не нужен… А ты… Да что ты можешь вообще?! Звон разбитой тарелки брызнул осколками тишины. Над ухом зашелестел материнский шёпот, едва различимый, но адресованный мне: — Потерпи, Оленька. Все мы терпели… Семья — это крест. А ты… Ты слишком своевольная. — А если бы мать моя… — Слова застряли в горле, невысказанные. Внутри всё завертелось бешеной каруселью, как старое, заношенное платье в стиральной машине...

Декабрьский вечер накрывал Москву серым одеялом, а в офисе на Садовом кольце всё ещё горел свет. Елена Савина просматривала квартальные отчёты, периодически потирая виски — головная боль не отпускала уже третий день. За окном мелькали красные огоньки рекламы, новогодние гирлянды переливались всеми цветами радуги, а она чувствовала себя совершенно выбитой из колеи. — Лена, ты опять засиделась? — раздался знакомый голос. Она подняла глаза и увидела Александра Петровича Соколова, генерального директора их компании...