– Алла, ну что ты как малое дитя! – Свекровь Валентина Егоровна возмущенно трясла телефоном. – Всего на два месяца попросили. Алла держала трубку подальше от уха. Девятое утро подряд. Звонок ровно в половине восьмого. – Валентина Егоровна, я же объяснила. Мы с детьми едем отдыхать, а не нянчиться с чужими. – Чужими! Слышите, Борис, она наших внуков чужими называет! В трубке зашуршало. Голос свёкра, мягкий и вкрадчивый: – Алла, деточка. Ну что тебе стоит? Лёшины мальчишки тихие. Сами себе борщ сварят, в огороде помогут...

Кухня тонула в мягком полумраке. Лампочка под абажуром не горела — Марина предпочитала слушать тьму. За окном висела неподвижная зимняя ночь: снег лениво кружился в свете фонаря, будто медлил коснуться земли. На столе, в полумраке, поблёскивала кружка с остывшим чаем, на блюдце — ломтик лимона, сморщенный и почти прозрачный. Она сидела, подперев щёку ладонью, и слушала. Слушала тиканье старых настенных часов, которые достались ей от бабушки. И — сквозь стены — голоса. В соседней комнате муж тихо говорил по телефону...