— Бух! Бух! Бух! — раздались глухие удары: как будто кто-то долбил пустой внутри металлический короб. На самом деле так и было. Долбились в дверь гаража. Старенького такого, типичного Российского гаража, какие стоят во многих хрущевских дворах и на прилегающих территориях. Миша крепко спал и начал свое пробуждение только после десятого или пятнадцатого удара. — Полиция, открывайте, — доносился откуда-то извне индифферентный мужской голос. «Нападавших» было двое. Первый, что говорил, стоял возле ворот гаража и долбил по тонкому листовому металлу кулаком, обернутым меховой перчаткой...

На чёрном дереве памяти сидит ворона. Чёрная, как сажа, с крыльями, блестящими под утренним солнцем, будто отполированное горе. Она молчит. Затаилась, как сама смерть. Но я точно знаю — она кричала. Так, что стены тряслись, и старая яблоня в бабушкином саду скрипнула сучьями. Она кричала тогда, когда баба Зина сделала последний вдох. Я не слышала этот крик, но он расколол мне сердце. Он не был внешним — он был где-то внутри, будто чья-то когтистая лапа сжала грудь, не давая вдохнуть. И в этот миг я поняла: всё, что я знала о доме, времени и покое, ушло вместе с ней...