Слова мужа, подслушанные в тишине ночного коридора, ударили Ирину под дых, выбив остатки воздуха и хрупкой надежды. «Я заставлю ее извиниться…» Холодная пустота заполнила грудь там, где еще полчаса назад трепетала радость от маленькой победы. Победы не было. Был лишь короткий антракт в бесконечном спектакле, где она — главная злодейка, а ее муж — послушная кукла в руках умелого режиссера. Она не вернулась в постель. Бесшумно прошла на кухню, села у окна и уставилась в темноту двора. Предательство...

О том, что в Гаврюшкино приедет художник, самый настоящий, с этюдником, красками и холстами, из столичного филиала Союза художников, и будет «живописать», стало известно от сторожа, дядьки Кондрата. Тот неспеша присел на скамейку, пристроил рядом ружьишко, с которым не расставался никогда, вынул кисет, оглядел сидящих и лежащих на поляне за председательским домом людей, хмыкнул, отогнал комара, ещё одного. За ним наблюдали, не торопили. Не дай бог, просыпет Кондрат на штаны табак, тогда всё — ничего не скажет, подожмет губы, обидится...