Никите Ильичу перевалило за шестьдесят, но язык не повернулся бы назвать его стариком. В то время как его деревенские ровесники давно ссутулились, обзавелись одышкой и палочками, Никита сохранял стать коренастого, кряжистого мужика, высеченного из морёного дуба. Плечистый, с густой седой бородой, которая делала его похожим на лесовика, и руками, похожими на узловатые корни старого дерева, он внушал невольное уважение и тихий страх. Его глаза, выцветшие от времени до цвета пасмурного неба, смотрели на мир сурово и изучающе, не обещая собеседнику ни тепла, ни снисхождения...

— Слыхали, девки? К Славке-то, этому, городскому, который хату на отшибе купил, еще один мужик перебрался, — пропела за прилавком Катя, продавщица сельского магазина, ловко заворачивая полкило карамелек в серую бумагу. — Тоже, говорят, из этих, из интеллигентов. Женщины, столпившиеся у прилавка, тут же оживились. — Ой, да кому он нужен, заморыш этот? — хмыкнула одна. — А Маринка-то наша, доярка, как раз соседка его! Может, приглянется? Ей мужик в хозяйстве ой как нужен! В этот момент дверь магазина со скрипом отворилась, и на пороге выросла та самая Марина...