Лживая мелочь покладисто отступает от папика и, развернувшись, ловит меня взглядом. Горячо, как в жерле вулкана. Она смотрит мне в глаза. И я приветсвенно киваю ей. Химия такая, что сносит с ног. И ведь мысленно я её уже оправдал и хочу по новой. Так и вижу, как в порыве страсти мы сломаем кровать, расколотим несколько ваз и опомнимся только ближе к вечеру. Она обходит меня по длинной дуге и копается в сумке. Ищет расческу. Надо быть красивой для своего папика. Как же далеко она зайдёт? За что позволит...

— Ань, а давай телек новый купим? Голос Максима был вкрадчивым, почти детским. Он только что оторвался от экрана, где в очередной раз спасал какую-то цифровую вселенную от неминуемой гибели. Джойстик, ставший за последние месяцы естественным продолжением его рук, лежал на подлокотнике кресла. Максим разминал затёкшую шею, глядя на Анну с той самой выжидательной, канючащей интонацией, которую она научилась ненавидеть всем сердцем. Он не спрашивал. Он прощупывал почву. Анна не ответила сразу. Она стояла у гладильной доски и методично, сантиметр за сантиметром, разглаживала его же рабочую рубашку...