Егор опустил саквояж на пень, отошел на три шага и оглянулся. Ладонь, сжимающая ребристую рукоять нагана, вспотела. Глаза будто обернули в несколько слоев пищевой пленки: всё туманилось, искажалось, плыло. Саквояж едва заметно шевельнулся. Егор похлопал ресницами и потер веки, отгоняя муть. Приказав себе ни о чем не думать, он взвел курок и выстрелил. Взвел и выстрелил. Взвел и выстрелил. И так, пока не кончились патроны. Револьвер глухо щелкнул, как клавиша печатной машинки: поставил точку. В саквояже чернели отверстия...