Телефон зазвенел в девятом часу утра, когда я только собиралась налить себе кофе. Я на него посмотрела, как на комара в бане: знаю, что укусит, но рукой всё равно не машу — вдруг отстанет. На экране — «Валентина Петровна». Ну вот. Можно было и не смотреть. — Да, Валентина Петровна, — говорю, и уже чувствую, как в голосе у меня — песок. — Ирина, у нас тут беда, — её голос с той особой интонацией, когда и не поймёшь: то ли беда, то ли у неё просто настроение такое. — Пыль. Везде. Я вам честно скажу, это безобразие...

Мраморная кухня пахла тоской, как будто само это холодное, стерильное пространство впитало все несказанные слова, слёзы, выдохи. Свет от встроенных светильников резал глаза, отражаясь в битом стекле — экран телефона раскололся, как скорлупа у яйца. Он лежал возле ножки барного стула, чуть в стороне, как свидетель чего-то интимного и болезненного, что произошло тут всего мгновение назад. Анна не двигалась. Её руки — тонкие, ухоженные, с ногтями телесного цвета — сжимали край кухонной стойки. На ней было вечернее платье: бархат тёмного винного оттенка, чуть спущенное на плечи...