— Где Арчи? — голос Артёма был неестественно спокоен, и от этого спокойствия по спине у Леры пробежал холодок. Она стояла посреди разгромленной гостиной, в которой еще пять минут назад царил гвалт и смех ее родственников. — Я спрашиваю, где моя собака? — Он… он мешал, — выдавила она, инстинктивно делая шаг назад, к спальне. — У мамы началась жуткая аллергия, пришлось… пришлось его выпустить на улицу. Мы не могли рисковать ее здоровьем! Артём медленно обвел взглядом комнату. Пустые коробки из-под пиццы на его дизайнерском журнальном столике, жирные пятна на обивке дивана, перевернутый торшер...

— Да, мама, я поговорю с ней. Конечно, поговорю. Нет, сейчас. Да, я всё понимаю. Диана не оборачивалась. Она сидела перед большим зеркалом в раме из тёмного дерева, вдыхая знакомый, почти ритуальный запах лака для волос и дорогой пудры. Её пальцы уверенно держали тонкую кисть. Одно точное, выверенное движение — и угольно-чёрная стрелка легла на веко, острая и бескомпромиссная, как лезвие. Она не прислушивалась к обрывкам фраз, доносившихся из коридора. Ей не нужно было этого делать. Содержание разговора было ей известно заранее, оно повторялось с тошнотворной регулярностью раз в две-три недели...