— Мне всё равно, что ты моя свекровь! Вы с сыном превратили мою жизнь в ад, и я больше не буду это терпеть! — голос Марины дрожал от ярости, когда она стояла посреди своей же кухни, сжимая в руках документы на квартиру. Валентина Петровна замерла с чашкой чая в руках. Её обычно надменное лицо на секунду выразило искреннее удивление, но тут же вернулось к привычной маске превосходства. — Что ты себе позволяешь, девочка? — свекровь медленно поставила чашку на стол, и в этом движении было столько королевского достоинства, что у любой другой невестки поджилки бы затряслись...

— Я не могу поверить, что ты это делаешь, — голос Станислава сочился ледяным презрением. Он даже не поднял глаз от экрана ноутбука, где мелькали биржевые котировки. — У тебя климакс начался раньше времени, Анна? Что за дешёвый театр? Анна, застегивая молнию на старом чемодане, в котором лежали две смены белья, стопка книг и единственная дорогая вещь — кашемировый палантин, подарок покойной матери, — вздрогнула, но не обернулась. Сорок три года, из которых двадцать она посвятила этому человеку, этому дому, этой беспросветной рутине, подходили к концу...