Первый раз я почувствовал это не в словах, а в молчании. Длинном, тягучем, липком, как вареный мармелад. Мы сидели в нашей любимой кофейне, та, где на стенах трещины, замазанные золотой эпоксидной смолой, словно шрамы, превращенные в украшение. Я всегда считал, что это про нас – две потрепанные жизнью души, нашедшие друг в друге ту самую золотую латку. Я только что протянул ей маленькую коробочку, не кольцо, боже упаси, не кольцо, я не сумасшедший. Это были сережки. В форме крошечных, изящных свитков нот...

Когда в дверь позвонили, я подумала: наверное, соседка Вера опять за солью пришла. Или почтальон с квитанциями. Кто угодно, только не она. А на пороге стояла Лена. С огромным чемоданом в клетку, в котором, казалось, поместилась вся её жизнь. Волосы у неё были взлохмаченные, глаза припухшие и покрасневшие – видно, что плакала. Или всю ночь не спала в поезде. Смотрела на меня с такой надеждой, будто я вот-вот кинусь её обнимать. – Привет, Тань, – голос дрожал. – Мне... мне некуда идти. Мне нужна помощь...