Куприян немного продрог от утренней прохлады и росы, которая сыпалась на них с кустов, когда они с Ермилом пробирались под заборами узких проулков. Зато как же хорошо и уютно показалось ему оказаться в Лавке! Заперли за собой дверь и устало выдохнули, внутри было тепло, приятно пахло сладкими ватрушками, которые так и лежали – надкушенная Куприянова, и непочатая Ермила. У обоих голодно заворчали животы, тут же взялись за ватрушки, и прихватив крынку с молоком сотоварищи уселись прямо на пол, потому что грязные были оба, в чёрной земле и пыли...

Рабочая смена, казалось, растягивается на целую вечность. Каждый звонок телефона, каждый резкий звук в коридоре заставляет сердце болезненно сжиматься в ожидании – а вдруг это они? Но нет. Звонок Алексея Ивановича, которого я ждала с замиранием сердца, лишь подтверждает худшие опасения: пустота. Ни единой зацепки. Полковник, чей голос по телефону звучит устало, но решительно, продолжает поиски, а я… остаюсь здесь, в стерильной белизне клиники, и чувствую, как внутри нарастает не просто тревога, а какая-то горькая, почти детская обида...