Маша сидела на кровати и бесконечно перебирала вещи, которые только что сложила в рюкзак. На лице — смесь раздражения и уныния. Она смотрела на старый портрет на стене — улыбающуюся бабушку в сарафане и платке, а в душе росла обида. — Маша, ты опять собираешься ныть? — голос мамы звучал с кухни, раздраженный и уставший,— сколько раз уже говорила: лето в деревне — это не наказание, а отдых! Если бы не ты сама… — Отдых? — резко перебила дочь, поднимаясь с кровати, — мне не нужен твой “отдых”. Я провалила сессию, и ты решила меня так наказать! А не то, что вы называете “перезагрузкой”...

— Да пошли вы все к черту! —выкрикнула Таня, швыряя в стену ложку для супа. Металлический звон отозвался в кухне, как выстрел. Валентина Ивановна поднялась из-за стола, вытирая руки о фартук с розочками, который когда-то был белым, а теперь напоминал палитру художника после генеральной уборки мастерской. — Что ты себе позволяешь, милочка? — голос свекрови был тих, но в нем чувствовалась злость. — В моем присутствии такие слова... — В вашем присутствии? — Таня развернулась всем телом, глаза горели...