— Любашка, вставай! Жизнь проспишь! — стучала мне в дверь своим крепким, как кувалда, кулаком, тетя Нина, не молодая, но и не старая женщина, из тех, что коня на скаку остановят, с полным бюстом, широкой костью, крупными чертами лица и желтоватыми от папирос зубами. Она вставала раньше всех, гремела в ванной тазами, как будто живет не одна, а с по меньшей мере семью младенцами, поминутно пачкающими пеленки. Но тетя Нина была совершенно бездетной, у нее даже кошка не жила. А стрика — это ее подработка, она обстирывала семью из третьей комнаты...

--- Анна Петровна медленно помешивала сахар в стакане с чаем. Ложечка звякала о стекло, а в кухне пахло свежими блинами. За окном шумели воробьи, первое весеннее солнце пробивалось сквозь тюль. — Петь, ты слышал? — окликнула она мужа, сидевшего в соседней комнате с газетой. — Серёжа звонил, говорит, сегодня зайдёт. С новостями какими-то. Пётр Иванович отложил газету, поправил очки. — Новости у него всегда одни — денег дай. Последний раз на ремонт машины просил, до сих пор не вернул. — Ну что ты сразу...