— Светка! Ты тут всё переставила?! Мамин голос из кухни, тихий, примирительный: — Гена, я ничего не трогала. Ты устал, иди отдохни. Анна натянула одеяло до подбородка. В её комнате было холодно — отопление едва работало, а окна старые, со щелями. Но холод снаружи был ничто по сравнению с тем, что сейчас начнётся внутри квартиры. В углу комнаты стояло старое пианино. Клавиши пожелтели, некоторые западали, струны давно не держали строй. Когда-то отец купил его на её десятилетие — последний подарок от того человека, которого она помнила трезвым...

— Что вы здесь делаете?! Вопрос сорвался с губ Веры раньше, чем она успела его обдумать. Он был резким, пропитанным остатками банного пара и первобытным ужасом. Она стояла в проёме, ведущем из коридора в кухню, закутанная в одно лишь махровое полотенце, с другим, поменьше, намотанным на мокрых волосах. Капли тёплой воды стекали по её шее и плечам, но по коже вдруг пробежал ледяной холодок, не имеющий ничего общего с температурой в квартире. В центре её кухни, её выстраданного, вымытого до блеска святилища, стояла Раиса Антоновна...