Когда в дверь постучали в третий раз, Анастасия поняла: это конец. Не просьба, не случайность — судьба. Та, что приходит без спроса, как фашисты в родную станицу. Рука сама потянулась к топору за печью. "Если не она — то я", — мелькнуло в голове. Но за дверью раздался не грубый окрик, а сдавленный стон. И тогда она узнала этот голос. Тот, что когда-то шептал ей о любви под кубанскими звездами. Теперь в нем была только смерть. Кубань, лето 1942 года. Солнце, щедрое и неумолимое, заливало светом станицу...

Сильный дождь не прекращался уже вторые сутки. Ленинград тонул в сером свете уличных фонарей, в лужах, отражающих чёрные зонты и чужие спины. На часах без четверти восемь утра. Я стоял на перроне Финляндского вокзала, вглядываясь в мутное стекло вагона, пока проводница не кивнула: можно выходить. Её глаза были полны усталости и незадаваемых вопросов. Такие же, как у большинства людей, которых мне приходилось допрашивать. Комитет прислал меня без объяснений. Дали направление, служебное удостоверение, и одну короткую фразу: «Ты теперь ведёшь это дело...