Кухня тонула в мягком полумраке. Лампочка под абажуром не горела — Марина предпочитала слушать тьму. За окном висела неподвижная зимняя ночь: снег лениво кружился в свете фонаря, будто медлил коснуться земли. На столе, в полумраке, поблёскивала кружка с остывшим чаем, на блюдце — ломтик лимона, сморщенный и почти прозрачный. Она сидела, подперев щёку ладонью, и слушала. Слушала тиканье старых настенных часов, которые достались ей от бабушки. И — сквозь стены — голоса. В соседней комнате муж тихо говорил по телефону...

Я тебя никому , ни кому не отдам, Даже ветру, что  низко стелиться, Пусть опять  припадёт к  ногам, Только  нежности вот не напиться. Солнцу знойному тоже  тебя  не отдам, Пусть  хоть жжёт, но остановится, И не сможет оно зайти по ночам, Жаром  губ  твоих  насладиться. И  дождю я к тебе прикоснуться не дам, Пусть дождинки  не падают  близко, Только радуга светит в светлых глазах, Не увидишь ты в них не слезинки. Я и снежной пурге тебя не отдам, Серебро...