Кухня тонула в мягком полумраке. Лампочка под абажуром не горела — Марина предпочитала слушать тьму. За окном висела неподвижная зимняя ночь: снег лениво кружился в свете фонаря, будто медлил коснуться земли. На столе, в полумраке, поблёскивала кружка с остывшим чаем, на блюдце — ломтик лимона, сморщенный и почти прозрачный. Она сидела, подперев щёку ладонью, и слушала. Слушала тиканье старых настенных часов, которые достались ей от бабушки. И — сквозь стены — голоса. В соседней комнате муж тихо говорил по телефону...

Анна знала, что Маша умрёт в четверг. Тёмная аура вокруг детской головки колыхалась, словно дым от потухшей свечи. Семилетняя девочка мирно спала в палате номер семь, а над её кроватью висели невидимые часы — двое суток, четырнадцать часов, двадцать три минуты. Анна Сергеевна Кравцова поправила одеяло, стараясь не смотреть на цифры. За пятнадцать лет работы в городской больнице она привыкла к многому, но к этому — никогда. — Сестра, — прошептала Маша, приоткрыв глаза. — Мне больно. — Сейчас, солнышко, — Анна нащупала в кармане халата шприц с обезболивающим...