На кухне было холодно. Даже не потому, что отопление давало сбой — просто в ней не задерживалось тепло. Плитка на полу казалась чужой, окно — слишком большим, а холодильник гудел так одиноко, что Кира порой вздрагивала от звука. Она сидела за столом, в халате, с чашкой остывшего чая, и глядела куда-то в пустоту. В этой позе она могла просидеть час, два — не замечая ни времени, ни себя. Иногда казалось, что тело стало прозрачным, будто ее и нет. — Мам, ты опять забыла выключить чайник, — сказал Даня, проходя мимо...

Я сижу перед экраном — да-да, перед этим самым бездушным прямоугольником, который способен всё помнить, всё показывать… но не способен почувствовать. И вот на нём снова — кадры тех лет, когда в каждой девчонке страны жила его грусть. Юра Шатунов. Его голос — звуковая дорожка нашего поломанного СССР. А рядом с ним стоял человек, который писал эти песни, но так и не смог построить жизнь. Сергей Кузнецов. И знаешь, если честно, я всегда думал, что он уйдёт вслед за Юрой. Не в метафорическом смысле — в прямом...