— Подвинься! — голос, грубый и незнакомый, бесцеремонно оттолкнул Алису от замочной скважины, в которую она только что вставила ключ. — Дорогу хозяевам! Дверь распахнулась настежь, и в квартиру, словно ледокол, вплыла массивная женщина в аляповатом цветастом платье. За ней, гуськом, протиснулись еще трое взрослых и двое хихикающих детей, немедленно начавших тыкать пальцами в скромную обстановку прихожей. — Игорек! Глянь-ка, замок-то наш, висит, родимый! — громогласно объявила она, шествуя по коридору так, будто была здесь на инспекции...

Сигарета дрожала в пальцах, хотя я давно не нервничал. В кабинет не поступал воздух, за окном было ещё темно, и казалось, что само время застыло. В углу — магнитофон «Юпитер-двадцать четыре», пустая катушка. Я знал, что плёнку увезли. Знал, кто прослушал. И знал, что сказать ничего нельзя. — Владимир Борисович… — хриплый голос с той стороны стола прерывает тишину. — Вы утверждаете, что записи концерта отсутствуют. Как такое возможно? Я не ответил. Просто посмотрел в глаза человеку напротив. У него было лицо канцелярской папки — серое, плоское, без выражения...