Кухня тонула в мягком полумраке. Лампочка под абажуром не горела — Марина предпочитала слушать тьму. За окном висела неподвижная зимняя ночь: снег лениво кружился в свете фонаря, будто медлил коснуться земли. На столе, в полумраке, поблёскивала кружка с остывшим чаем, на блюдце — ломтик лимона, сморщенный и почти прозрачный. Она сидела, подперев щёку ладонью, и слушала. Слушала тиканье старых настенных часов, которые достались ей от бабушки. И — сквозь стены — голоса. В соседней комнате муж тихо говорил по телефону...

В квартире пахло странной смесью — горячим, терпким кофе и тягучим, сладковатым ладаном. Этот запах, казалось, прилипал к одежде, к волосам, к коже, как память, от которой не отмахнёшься. За окном медленно темнело, и лампа под кружевным абажуром отбрасывала на стены мягкие тени, будто стеснялась слишком ярко светить в день, когда умерла хозяйка этого дома. Мария стояла у окна, слегка придерживая кружку с горячим напитком, и смотрела, как во дворе, у облупленного подъезда, расходятся люди в чёрных куртках и тёмных платках...