Александр Горенский Большинство событий, происходящих со мной, я стал запоминать лет с трёх, но некоторые, более ранние, тоже запомнились. Самое первое — это падение с лестницы летом 1940 года. В 1946 году мама рассказывала, что сестра Валентина с подругами затащили меня-двухлетнего по лестнице на площадку перед дверью, ведущей в чердак нашего тайшетского дома. Я на этой площадке уснул, девчонки заигрались и меня не контролировали. Во сне я каким-то образом оказался на краю площадки и по лестнице скатился на землю...

В тот день шел ледяной дождь. Он стучал по подоконнику, как будто кто-то изнутри здания пытался выбраться наружу. Я сидел в своём кабинете на втором этаже, разбирая протокол по делу из Одинцово, где семья исчезла из дома, оставив включённый утюг и открытую детскую книжку на кухонном столе. Дело закрыли как бытовую трагедию. А я всё не мог отпустить. Я привык к странным делам. Их тянут ко мне, как гвозди к магниту. С тех пор как умер отец, всё, что казалось не поддающимся объяснению, словно выстраивается в очередь под мою фамилию...