Людмила стояла посреди кухни, сжимая в руке телефон так крепко, что побелели костяшки пальцев. На экране всё ещё светилось сообщение от мужа: "Мама приезжает 1 июня. Встречай на вокзале в 14:30". "Опять. Снова. Как всегда", — пронеслось в её голове, пока она медленно опускалась на табуретку. За окном цвела сирень, май подходил к концу, и это означало только одно — впереди три месяца ада. Входная дверь хлопнула, и в кухню вошёл Николай — довольный, румяный после работы, с пакетом продуктов в руках...

Если бы мне кто-то десять лет назад сказал, что однажды я буду стоять в дверях собственного дома, с каменным лицом выгонять родню, яростно защищая своё право на тишину, порядок и личные границы — я бы подумала, что этот человек либо сумасшедший, либо перепутал меня с кем-то другим. В то время я была другой — мягкой, доверчивой, почти болезненно вежливой. Я верила в силу семейных уз, в то, что если кто-то из родных вдруг ошибётся, скажет или сделает что-то неловкое — достаточно будет сесть за стол, налить чаю, достать баранки, и под мерный пар от чайника с душицей всё уладится...